|
Переводчик для пациента |
|
|
Работа "в палате". Подводные камни на выезде, чем заняться в баварской клинике и как жить рядом с чужой болью. Взгляд в профессию.
Работа устного переводчика часто связана с путешествиями. Я расскажу об одной поездке, которая продлилась несколько недель и была ограничена территориями двух клиник. Место действия – юг Германии, город Гармиш-Партенкирхен. Я с клиентом поехал менять тазобедренные суставы. Суставы заменили клиенту, а я с ним жил и переводил. В принципе, это все. Дальше нужно читать только в том случае, если хочется узнать про быт выездного переводчика, про операцию и реабилитацию (по одной клинике на каждый вид терапии) и про сложности, которые обязательно будут.
Итак, в конце сентября 2018 года я отправился с моим подопечным на перевод клинику на юге Германии. Мы летели туда, где горы, воздух и общее духоподъемное гедонистическое настроение не дадут скиснуть после операции по замене тазобедренных суставов. Двух сразу, что уже само по себе стало небольшим подвигом. Но рассказывать я хочу не о клиенте, он же подопечный, он же N, но о том, что интересно с точки зрения организации быта переводчика, работы «в поле» и достижения коммуникативных целей.
Надобно сказать, что я совсем не фанат и не знаток клинического быта. Переломов и всяческих сбоев организма, которые нельзя было вылечить спиртом, аспирином и медвежьей лежкой, у меня не было. Разве что однажды, когда мне было около четырех лет, я объелся зелененькими таблетками из родительской аптечки, да и то – амбулаторно откачали. Помню, что оболочка у таблеток была сладкая, что мне в клинике повязали на грудь какую-то тряпочку, ввели в нос трубку, а потом ничего не помню. Спасибо в меру пластичной детской психике!
По работе я часто оказываюсь в клиниках, на фармацевтических предприятиях и в хосписах. То есть сам ландшафт мне знаком, оборудование – тоже. Когда переводишь тренинг для медсестер по кинестетике или работе с маломобильными пациентами, детьми с особенностями, ты со всем этим соприкасаешься, все как будто бы переживаешь. Это общий модус переводчика – ты транслируешь слова того, кто знает, для тех, кто понимает или потенциально может понять и принять. Однако сам ты остаешься гостем на празднике знания. Заворачиваешь фантик на конфетах, кушать которые будешь не ты. Твой продукт нельзя потрогать, но можно увидеть в работе, внимании, подходах и результатах деятельности других – кого? Верно, врачей, реабилитологов, медсестер, медперсонала вообще, менеджеров, операторов всяких новых технологичных приборов размером с небольшой дом на колесах и прочая, и прочая…
Но когда ты с клиентом прибываешь в клинику и размещаешься в одной и той же палате на две койки – тогда начинается джаз, ты попадаешь в поток, который длится круглосуточно. Так что заметки для этого текста я писал на коленке, с компьютером на столе, с видом на Цугшпитце и в полной боевой готовности. Ибо перевод в клинике нужен не постоянно и не с 12 до 16, но хаотично и в любое время. Ты буквально связан с клиентом, и если в бизнесе есть кофе-брейки, ланчи и прочие ситуации, когда ты предоставлен сам себе, то тут – в медучреждении – идет единый непрерывный процесс.
И вот, наконец, сами заметки о том, что случается с переводчиком, пока он почти безвылазно живет в клинике.
Во-первых, сам приезд. Мы проснулись с N рано, да и то нельзя сказать, что ночь перед предоперационными обследованиями – это спокойствие и нега. Прибываешь в клинику, и тебя сразу же встречает бабушка – божий одуванчик, которая впоследствии доставит в палату твои чемоданы. На них, как и на весь твой багаж, наклеивают ярлыки со штрих-кодом, по которому тебя можно идентифицировать. Надо сказать, что всех новеньких вносят в базу данных клиники и снабжают парой-тройкой листов с отрывными наклейками, по которым можно отследить любые вещи, документы и вообще все, что связано с пациентом (в моем случае – с гостем). Так, например, твои чемоданы, картины, корзины, картонки доставят в палату только после того, как ты сам наклеишь на них свой «порядковый номер» - штрих-код с данными о тебе. Все серьезно, все по паспорту.
Прежде чем встать на скользкую тропинку пациента, нужно пройти кучу предоперационных обследований. Это может быть рентген, заполнение форм и собеседование с анестезиологом, врачом-специалистом по соответствующему заболеванию, забор анализов крови (шприцев эдак пять из вены забирают), и все это требует времени. Начнешь в 8:00, а протянешь до обеда. Кстати, в ряде случаев пациенту все-таки можно завтракать, даже несмотря на то, что ему предстоит анализ крови. Всегда главное – quantum satis. Всего в меру. На все анализы и процедуры переводчик обязан сопроводить, так как у врачей есть требование: медик должен убедиться, что пациент понимает, что с ним происходит. Это все часть информированного согласия на получение медицинских услуг.
Очень сложно поначалу ориентироваться в клинике. Обычно, как мне кажется, продвинутые клиники должны разрастаться, а это значит, что постепенно у хороших и профессиональных учреждений растет этажность, появляются дополнительные здания и структуры. И все это вплетается в общую канву, которая растет как улитка – из центра на периферию. И вот ты стоишь в коридорах, проходах, не знаешь, сколько лифтов ждет тебя за поворотом и все ли они ведут на нужный этаж, в нужное отделение. Кстати, в моей клинике я увидел объявление о том, что часть лифтов зарезервирована утром и после обеда для перевоза пациентов. Но это не особенно останавливает пользователей, и часто можно увидеть, как в койке куда-нибудь везут укутанную в одеяло девушку, бабушку или тетеньку, которая всем мило улыбается и говорит: «Сервус!», что по-баварски значит – «Привет!». Ее ввозят в широкий медицинский лифт, все двуногие расступаются и прижимаются к стенкам. В тесноте, да не в обиде.
Еды много. Очень интересно то, что ты сам выбираешь себе порцию и набор, если иное не решил врач. Переводчик помогает выбрать продукты из списка, делает заказ на следующий день, рассказывает о том, что дают на десерт. Кстати, в еде тоже могут быть запреты: врач, например, может запретить пациенту есть зеленый салат за день и в день операции. Нужно максимально обезопасить того, кому ложиться под нож. Ведь салат все-таки могут недомыть… Ну и ясно, что потом может случиться с днищем судна.
Обычно я писал эти заметки после приема пищи, поэтому никак не мог обойти эту тему. Например, рыба. Ты заказываешь себе филе лосося, но по умолчанию к нему подадут сладкий сливочный хрен. Ибо немцы. Такое же с сосисками, только к ним тебе предложат сладкую или обычную (все равно слабее дижонской или русской) горчицу. Напитки тоже хороши – тут тебе и пиво, если можно, опять-таки, и кофе из машины одного всемирного бренда. Причем для кофе нужна либо звонкая евро-монета, либо не менее звонкая фирменная монетка с буквами D E, за которую тебе выплеснут в чашку все, что душе угодно. Даже латте. Почему-то я подружился со сменами медсестер, и все норовили мне отсыпать монеток для кофе, когда встречали в зоне пищеблока.
Ночь. Особенно интересна (сначала хотел написать «страшна», но потом понял, что это будет слишком) ночь после операции. Мало того, что все утро перед операцией ты провел в подготовках и волнении, так еще и после того, как подопечного привезли в палату в состоянии полунаркоза, к тебе ночью начинают заходить контролеры. Кто-то проверит, все ли в норме: читай, дышат ли все пациенты. Кто-то измерит температуру (которая, кстати, может резко прыгать в зависимости от ряда факторов), проверит опухлость вокруг швов, узнает, нет ли резкой, давящей, распирающей, ноющей, тянущей боли… Кстати, спасибо родному ВУЗу, ведь именно там я писал работу о периферии концепта боли на примере «Толкования сновидений» Фрейда. Так что выражения типа es schnürt mich zusammen (досл. – меня прямо стягивает) – это даже не задача. Более серьезное задание переводчика в сопровождении таково: проснуться с появлением медперсонала, поприветствовать, представиться (в первый раз, потом тебя запоминают; профи в медицине не уступают по памяти залихватским официантам венских кофеен), перевести протокольные вопросы и оповестить подопечного о результатах обследования. Потом можно поспать (пару часов – точно). В итоге имеем подобие дневального на ночном дежурстве. Ты полудремлешь «на часах», а как появляется кто-то – ты первый делаешь грудь колесом и исполняешь воинское приветствие.
О переводе «с листа», который до сих пор используют представители бюро или секретари, которым нужно проверить переводчика. С листа переводить тяжело, но нужно. Например, в ходе обследований пациента нужно ознакомить с многостраничным опросником о предыдущих операциях, аллергиях, ВИЧ, диете, состоянии зубов, протезах, кардиостимуляторах и т.п. Все переводишь на коленке, в потоке, бок о бок с пациентами в очереди. Это стресс для переводчика и для подопечного. Поэтому я предпочел взять чашку чая, присесть в углу и мирно и по пунктам перевести N опросники. Всего 16 страниц.
Наступает глубокий вечер, и просыпается вечерний обход. Всем, кому надо, меняют наполненные после ужина судна. Они пластиковые, как и бутылочки для воды, которые как бы экономят воду и сберегают тару во имя экологичности. И вот еще один аспект перевода в клинике: твой клиент не должен тебя стесняться. Тут все этапы к этому располагают: пелерина перед и после операции, обработка швов, осмотр пациента. Да, это делают профессионалы, но и переводчик, который стоит рядом и говорит, - он тоже профессионал. И в нем это чувствоваться должно. Как, например, в той же медсестре и враче в коридоре, в палате и почти где угодно должна присутствовать видимая для пациентов и посетителей могучая воля и уверенность в своих действиях. Пример для сравнения: вы бы полетели в самолете, при входе в который у пилота трясутся поджилки, а стюардессу мутит и пучит? Я бы не рискнул.
Перевод в ванной. Я предпочитаю не заходить в ванную комнату, когда недостаточно мобильного пациента туда отвозит медсестра. Если встать в дверях и слушать, то можно все нормально переводить, предоставив подопечному автономию, отсутствие которой остро ощущается, стоит только ее на момент лишиться. Это как укол в сердце, когда ты думаешь, что здоров и можешь хоть сейчас одной рукой выворотить лавочку из цементной заливки в парке культуры и отдыха. Короче, чем больше переводчик присутствует, отсутствуя, тем приятнее пациенту и медперсоналу. Хотя опять же, медики обучены не показывать, что им что-то не по душе. Во всяком случае, нареканий за какие-то действия в ходе процедур переводчик от медиков получить не должен.
Психологический аспект: находиться пару дней в одной палате вместе – довольно легко, если сохраняешь благожелательность (благо, переводчик такому на практике обучается). Но вот через 2-3 дня наступает первый кризис: ясно дело, пациенту больно, тянут швы и т.п., так еще и исчерпываются темы для разговора, люди друг другу постепенно надоедают. Тут важно разрядить обстановку. И обычно это задача для того, кто мобилен и здоров, а не того, кто лежит на койке и снова учится полноте движений. На второй день после операции я купил подопечному цветы – два букета, из которых сделал один: это мелкие хризантемы и лилии (белое на красном). Да, это как в дешевом кино, но я наконец-то исполнил то, что всем предписано сериалами и кино США 90х годов…
Процедуры. Ты всегда рядом, ведь от перевода в ситуациях «сначала становитесь на пятку», «распределяйте вес равномерно на обе ноги» или «вы ректальную свечу сами вставите или вам помочь?» зависит многое. Посещений в день от четырех до восьми: это штатная проверка (температура, термометр вставляют в ухо, давление и состояние швов, вопрос о боли). Очень много разговоров о боли (самом важном индикаторе, ИМХО): где, как именно и когда болит. Боль сильную терпеть не рекомендуют. Видимо, политика клиники такая – нулевая толерантность к болевому синдрому.
Среди дня нам предлагают пирог и кофе. Это полдник через часик после обеда. Обычно его развозит милостивая государыня, которая предлагает попробовать пирог с чаем или кофе. В чем прелесть и опасность: калории прямо после сытного обеда! Kalorienbombe…
Смена повязки. Нужно объяснить пациенту, что его повязка прорезиненная. То есть можно и нужно принимать душ. Гигиена вообще должна соблюдаться во всем. Можно попросить набор для маникюра – кусачки и пилочку, естественно, индивидуальные. Но еще важно, что они яркие – в цветах радуги! Это очень приятно, и стоит столько же, сколько и унылые простые инструменты. В деталях закладывается невероятный потенциал.
О свободе. Действительно слышно, как хорошо и ровно начинает дышать подопечный, который с какого-то времени может двигаться самостоятельно (на костылях, но все-таки). Ограничение свободы тела сразу сказывается на психике. А восстановление тела в правах – это новое возрождение души, это радость. Видимо, иногда стоит в мире пресыщения почувствовать предел слабости, чтобы вернуться в прежнюю жизнь и задуматься. Как говорит одна моя коллега, «для чего-то это нам дано было – надо выводы делать»…
Участие в процедурах. Можно красиво перевести и понятно объяснить, но пациент будет смотреть на твои движения. Так удобнее. Так что перевод в клинике, у физиотерапевта – это еще и упражнение в пластике. Язык тела – тоже язык.
Рядом с нашей клиникой стоит психиатрическая лечебница. Периодически оттуда раздаются душераздирающие крики. Например, позавчера кто-то долго на разный лад кричал: «Хильфе, хильфе!» (Помогите!)… Когда я спросил, правильно ли я понял ситуацию, медсестра ночного обхода сказала:
- Да. Но мы же больница, в конце концов…
Очень интересное переживание, и, кстати, второе такое в моей жизни. Первый раз я ночевал возле психлечебницы в городке Хадамар, в той же Германии. Только тогда я был в хостеле, а сейчас – в клинике. Отмечу, что раньше я был менее терпим к такому соседству, а тут, среди гор, прямо-таки понимаешь, что всякое бывает, что всему есть место в мире. И если тут пациентам могут помочь, то так тому и быть.
Небольшой Patientengarten (садик для прогулок пациентов, в котором пациенты сами могут поухаживать за растениями) внутри клиники, который одним своим краем выходит к местным трех- и четырехэтажным домам. Возле входа в него – приличных размеров церковь. В ней в воскресенье около 11:00 закончилась месса. Основные посетители – пенсионеры, колясочники, все благообразные. А в самом саду все немного смешано – разные растения с маленькими табличками. Если интересно, что это за цветок, то просто прочитай. Ранняя осень – радость сочных и зрелых цветов, ранеток и райских груш. Особенно приятно, что над одной из лавочек раскинул крону гинкго билоба. Любимое дерево Гёте, кажется. Над садиком летают вертолеты ADAC, доставляют неотложку. В день прилетает от 3 до 7 раз. Очень интенсивно летают, особенно – по выходным, когда наступает время искателей приключений.
В самом саду расположились типичные пациенты. И это не прихоть рассказчика. Я расскажу, кого тут встретил. Это и соседка по палате – стальная немка 50 лет после замены тазобедренного сустава. Она сидит на солнечной стороне и делает дыхательные упражнения. Особенно бросаются в глаза розовые полоски адидаса на штанах. Еще тут мужчина, который вывез свою жену с тихой деменцией на прогулку. Он читает вслух кулинарный роман-приключение, а она полудремлет в кресле-каталке. Вот медбрат отбежал на перекур и встретил соседей, которые живут неподалеку. А позже всех выходит в сад мужичок: в руках его поднос с обедом, который он решил и смог вынести на свежий воздух. На обед будет овощной салат, супец и ревень в сливках. Хороший аппетит – признак выздоровления.
О вертолетах. Воздух - земля. Часто разговоры с врачами перебивает шум вертушки. Нет, это не Вьетнам, это Альпы. Сюда со всех вершин везут тех, кому не повезло. Им повезло родиться или вырасти безбашенными, но не повезло на спуске или восхождении. Желтый или красно-белый вертолет всегда готов прийти на помощь. Ну а пока гудит садящийся на крышу вертолет, у переводчика есть пара секунд передохнуть и собраться с мыслями. Паузы тоже нужны.
Переводчик в сопровождении становится не только «языком», но и помощником. И тут нужно быть готовым к таким вещам: ты помогаешь обуться и снять кроссовки, надеть носки, подставить поднос с едой лежачему пациенту, включить/выключить свет, обсудить меню на следующий день, попросить поменять утку, проводить в душ и обсудить состояние швов, боли, желания и т.д. И чем шире круг восстановленной жизни пациента, чем больше он начинает двигаться, тем больше переводческих и реабилитационных задач. Они минимальны, но есть и более сложные дела: например, можно подстраховывать подопечного, когда он спускается или поднимается по лестнице (ты стоишь сзади на подъеме, спереди – на спуске и смотришь, не упадет ли пациент). Тут важно не взять на себя бОльшую ответственность, не возомнить себя медбратом или реабилитационным медиком. Сомневаешься – спроси у профессионала. Не навреди!
Давать свободу клиенту. Не лезть на рожон и чувствовать, когда лучше дать одному побыть. Дать позвонить тому, с кем хочется пообщаться наедине. Ведь как бы ни был дружен и накоротке, но надо дать свободное и личное время и пространство. И еще один очень важный момент в работе медицинского переводчика, да и переводчика вообще, - это не быть сервильным или сверхуслужливым. Как говорится, делай то, за что тебе платят. Делай то, что входит в круг твоих обязанностей. И делай это хорошо. На благо пациента и принимающей клиники. Ведь когда все друг друга принимают, процесс выздоровления идет быстрее.
P.S.: Сейчас, когда я редактирую текст этой заметки, мой клиент N уже вернулся в Россию, снова работает и ходит без костылей. Он привез их с собой как страховку от падения и напоминание о нескольких неделях, которые мы прошли вместе. От предоперационных обследований – через койку в клинике – к новому обучению ходьбе в реабилитационном центре.
Максим Сиренко
maxim-sirenko@mail.ru
|
|
|
|
|
 |
|
| Сад для пациентов, за которым они могут ухаживать. |
|
|
|
| "Даже если ты бежал медленнее всех, то все равно опередил тех, кто сидит дома!" Стало девизом после операции. |
|
|
|
| Стенка из живого мха. Зона ожидания на входе в клинику. |
|
|
|
| Вид из окна клиники в Баварии. |
|
|
НАВЕРХ
>